«ПО СВОЕЙ ЗЕМЛЕ ХОЖУ»

Россия - Санкт-Петербург: история, литература, культура

Для человека нашего Отечества С.-Петербург-Ленинград - неисчерпаемый символ, сокровищница культуры, пример беззаветной стойкости. Мы склоняем сегодня голову перед всеми, кто, "горло ломая врагу", отстоял город и его историю.

...Как с высоты Голгофы христианскому человечеству открылась эсхатологическая перспектива мирового времени, так и Петербург, с его запасом будущего, с приданною ему энергией культурного созидания, оказался генератором новых структур исторического мышления... Более того: Петербург как генеральная "стрела" русского пути и как необходимый стержень национального бытия - всегда впереди своих современников. Петербург - вечный город... Петрополь хронологически молод, но воспринимается как музей глубокой старины....

Именно в Петербурге, перемещаясь в Москву и обратно, полемизируя оттуда, возмужали философы, утвердившие философию "Русской идеи": Вл. Соловьев, Н. Данилевский, В. Розанов и Н. Бердяев, отсюда вырастала: монадология Н. Лосского, историософия Л. Карсавина, богословие культуры Г. Федотова, идеология "Третьего Завета" Д. Мережковского, символический универсализм и "симпозионы" Вяч. Иванова, обериуты, диалогика М. Бахтина и т. д.

Петербург - великая тайна России. Ее пытались разгадать на всех уровнях: философском, историческом, поэтическом, литературном, вульгарно-бытовом, любовном и враждебном. Многоликий Петербург называют стилистическим иконостасом Европы, то анти-Москвой, то русским Парижем, однако и в самых пристрастных, и в самых беспристрастных его характеристиках видится главное заключение: отмечая, как Бердяев, эфемерность Петербурга, мы, так или иначе, выходим к его чисто русским характеристикам. Петербург как символ жертвенности - сюда же входит и жертвенный Ленинград. Петербург как символ одухотворенности - сюда же входит и вся державная советская российская культура Ленинграда.

Петербург - царственный. Императорский и имперский. Петербург - православный. Петербург - многонациональный. Петербург - революционный. Петербург-Ленинград - блокадно-жертвенный. Петербург - литературный. Петербург-Ленинград - искусства, живописи, театра, балетный и музыкальный. Отдельный и вместе с тем совместный, универсальный Петербург - поэтический - как Петербург серебряного века.

Петербург как скульптурный и художественный миф с его всадниками: Петром I, Николаем I и Александром III, Екатериной II и Лениным на броневике, с конями Клодта - это памятники русской судьбе. При этом - памятники как русскости, так и всемирной отзывчивости.

Все противоречия петербургского характера: державный холод, имперская жесткость и многое другое смягчаются, возвышаются и искупаются православным образом Петербурга. Вместе с величием Исаакиевского и Казанского соборов мы держим в нашей духовной памяти Великий Некрополь - Александро-Невскую лавру, мы помним имена блестящей плеяды выдающихся деятелей Русской Православной Церкви, имеющих прямое отношение к духовному деланию Петербурга: архиерей Стефан Яворский, митрополит Гавриил (Попов), молитвенники земли Русской: святитель Игнатий Брянчанинов, блаженная Ксения Петербургская, святитель Феофан Затворник, святые Николай Японский и Иоанн Кронштадтский.

Беспримерный подвиг совершала Русская Православная Церковь петербургского периода в своей миссионерской деятельности, отправляя миссии в Даурию и в различные районы России и Америки.

В 1898 году в стенах Свято-Троицкого собора Александро-Невской лавры произошло поистине историческое событие - к Православию присоединились более 9 тысяч христиан, принадлежавших к древней Ассирийской церкви.

Имперский Петербург пал под ударом рабочего и моряцкого Питера, не говоря о внешних силах. Племянник Родзянко епископ Василий, приехав из Америки, молиться и умирать в Россию, сказал мне: "Не захотели царь, власть, капитал, партии поделиться с народом - потеряли все!" И это петербургский урок. Но как все-таки не усваиваются уроки истории.

По прошествии веков, в которых сменялись исторические лица, герои, политические режимы, еще острее видится, что Петербург возник не просто как город, а именно как идея, великая идея всей России, а не только деятельного Петра I. Петербург связан с глубинными вопросами и смыслами российской истории и культуры, национального самосознания, играет особую роль в их становлении, и мы хотели сказать об этом на пленуме.

Нам небезынтересна точка зрения, имеющая место в нашей культурологии, касающаяся периодизации петербургской истории. Считаю необходимым остановиться на ней, чтобы яснее виделась наша позиция, наше отношение к современному Петербургу (вместившему в себя как собственно Петербург, так и Ленинград).

Итак, первый период - с основания до конца первой четверти XIX века - реализация воли Петра I. Второй период - осмысление замысла Петра, воплотившегося прежде всего в пушкинском "Медном всаднике", второй период - это прежде всего Пушкин - здесь мы явно сходимся с авторами известной периодизации. Здесь же и "Петербургские повести" Гоголя как ключ к духовно-мистическому пониманию Петербурга. Третий период - осознанная, зрелая идея Петербурга: Некрасов, Герцен, Одоевский, Белинский, Ап. Григорьев и, наконец, вершина - Достоевский. Четвертый период - Петербург серебряного века, в значительной степени Блока (хотя здесь же и Белый, и Сологуб, и Мережковский, и Гиппиус, и Вяч. Иванов), но Блока как музыки революции, услышанной им из особого музыкального инструмента под названием Петербург. Пятый: Ахматова, Мандельштам, Зощенко - и здесь нам предлагают остановиться в списке имен. Но мы бы сказали: и Ольга Берггольц, и Николай Тихонов, и Шостакович, и Уланова, и Прокофьев, и Абрамов, и Чернушенко, и Дудин, и Опекушин, и Свиридов, словом, тот Петербург, который стал и Петроградом, и Ленинградом.

Мы обозначили бы и шестой период петербургский - теперь уже снова петербургский в буквальном смысле слова - это Петербург Митрополита Иоанна Петербургского и Ладожского, который не закольцовывает историю православной столицы, коей она и была рождена, а открывает ее новое рождение в период посланной нам в испытание новой смуты, намекая всей своей деятельной жизнью на ее новое духовное рождение.

Противопоставление Петербурга Москве и, наоборот, Москвы Петербургу, столь распространенное и всегда модное на уровне салонно-литературных разговоров видится сегодня всего лишь некой искусственной литературной позой.

Стоит вспомнить, что приближение Наполеона к Москве воспринималось Россией как приближение захватчика именно к столице, каковой она формально не была в 1812 году. А блокада Ленинграда в Великую Отечественную воспринималась как высокая трагедия и испытание именно русской столицы - в судьбоносное для России время. Вопрос первой и второй столицы всегда отходил на задний план. Сегодня - в переломный момент русской истории - в русском сознании, в русском сердце, наряду с Москвой и Петербургом оживает образ еще двух первых столиц: Киева и Владимира. И в каждой, теперь уже из четырех русских столиц, есть знак колыбели, родства, первородства и т.д. А не становится ли одной из столиц Руси Минск?

"И перед новою столицей померкла старая Москва" - пишет Пушкин, однако же: "Москва, люблю тебя, как сын, как русский, сильно, пламенно и нежно". Так что - делить здесь нечего!

Но единственное, что можно сказать определенно: ни одному городу в России, а может быть и в мире, не досталось столько писательских противоречивых слов: слов любви, обиды, отречения, восторга, приятия и неприятия, как Петербургу. Достаточно вспомнить Некрасова: "О город, город роковой! С певцом твоих громад красивых, твоей ограды вековой; твоих солдат, коней ретивых и всей потехи боевой. Плененный лирой сладкострунной, не спорю я: прекрасен ты в безмолвьи полночи безлунной, в движеньи гордой суеты!" - и рядом: "С немецким языком там перемешан русский, и над обеими господствует французский, а речи истинно-народный оборот там редок столько же, как честный патриот! Да, патриота там наищешься со свечкой...".

Однако же мы помним, что музу свою и сестру ее родную пусть и в трагический час, но встретил он именно на Сенной. Что маленький и такой дорогой нам человек вышел из петербургской гоголевской шинели. Петербург - это и сложные, еще не до конца осмысленные уроки восстания декабристов, это и петербургское видение Блоком Христа "в белом венчике из роз", это и "рыбий жир ленинградских речных фонарей" Мандельштама... Это и дувший, как всегда, Октябрь ветрами Маяковского, да это и Бродский, наконец, с его невыполненным обещанием, от которого не стоит отрекаться: "Ни страны, ни погоста не хочу выбирать - на Васильевский остров я приду умирать". Петербург - наш, и все в нем наше. И когда говорят, что Петербург - это особая цивилизация и ей место не в России, а в Европе, то это лукавство в надежде на некий финансовый куш.

Город, возникший на грани двух цивилизаций, сам стал уникальным соединением цивилизаций... Петербург - форпост России в Европе, но и форпост Европы в России. Место сплавления Европы и России. Такова была задача. Нам еще надлежит продолжить ее решение.

Город святого Апостола Петра. Город великого Петра I. Его особое предназначение подтвердили русские святые и цари, философы и писатели. С Петербургом связаны имена: Ломоносова, Державина, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гончарова, Одоевского, Белинского, Герцена, Достоевского, Блока, Белого, Анненского, Мережковского, Сологуба, Вяч. Иванова, Ремизова, Ахматовой, Мандельштама, Пильняка, Замятина, Тютчева, Полонского, Панаева, Тургенева, Писемского, Лескова, Случевского, Надсона, Бунина, Ходасевича, Зощенко, Есенина, Маяковского, Тихонова, Берггольц, Прокофьева, Абрамова.

Образы Петербурга - в изобразительном искусстве - художники круга "Мира искусства". "Это живописный Петербург" А. Бенуа. Это возбуждающее творчество И. Глазунова, глыбистость и мысль Опекушина. Не случайно же и то, что сегодня в работе по воссозданию храма Христа Спасителя примут участие самые что ни на есть петербуржцы по духу - группа монументалистов "ФОРУС " - Фомин, Сухов, Репин... Особая аура, особый дух питерского монументализма перенесется в нашу златоглавую - это символ единства культур.

Еще совсем недавно мы, наша культура, наша музыка находились под защитой музыкального гения XX века, творчески выросшего в С.-Петербурге, находились под духовным окормлением Георгия Свиридова, который был частым гостем нашего писательского Союза. Помню зимнее Новодевичье кладбище. В последний путь мы провожали его с одним из самых ярких музыкантов России, ректором С.-Петербургской консерватории дирижером Вячеславом Чернушенко.

Петербург - музыкальный город. Он по праву принадлежит к музыкальным столицам мира, и в его симфоническом ожерелье капелла Чернушенко - один из самых ярких диамантов... И недаром при посещении Москвы гостями выдающегося дирижера и его коллектива всегда бывают писатели столицы. Думаю, что это происходит и в других городах.

Не можем мы остаться равнодушными и к событиям сегодняшней сложной культурной жизни Петербурга. Воздвижение новой статуи Петра I напротив стен Петропавловского собора в крепости - событие во всех смыслах неординарное для каждого, если хотите, р о с с и я н и н а! Да, мы, очевидно, наблюдаем внутреннюю и внешнюю полемику русско-франко-американского художника Михаила Шемякина и с Растрелли и с Фальконе. Но если бы только это! Развенчивающий величие уже классического образа Петра его сколок появился в период именно развала новой империи: Петр без имперских аксессуаров, без короны и парика! Замысловатая задача скульптора читается довольно просто. Мы не станем выставлять Шемякину запоздалые этические укоры - они сделаны ранее и весьма квалифицированно в "Ленинградской правде".

Словесное принижение Петра как "корабельного прораба России" - скорее есть возвышение русского царя. Были же тишайшие, миротворцы, строители, реформаторы - могут быть и прорабы - лишь бы прорабы с т р о й к и, а не п е р е с т р о й к о й! А вот шемякинский памятник Петру есть оскорбление 300-летней истории и славы России.

"Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия, да умирится же с тобой и побежденная стихия. Вражду и плен старин-ный свой пусть волны финские забудут и тщетной злобою не будут тревожить вечный сон Петра!" Шемякин таки решил потревожить сон Великого - опасная затея - это понимают те, кто внимательно читал "Медного всадника". Напрасны и сравнения шемякинского Петра с андреевским Гоголем, ибо у андреевского, уединившегося, - особая подчеркнутая таинственная драма, у Шемякина же - злорадное торжество автора над поверженной империей больше, чем над самим императором. Петр - только повод высказать свою отчетливо негативную гражданскую позицию.

Промыслительно, что именно сегодня Петербург становится мес-том сгущения и разрешения противоречий: захоронение екатеринбургских останков... И это скоропалительное решение Государственной комиссии о захоронении "останков царской семьи", и взвешенное, ответственное решение Святейшего Синода, и мудрое согласие с ним губернатора Яковлева требуют от нас отнестись к захоронению как акту христианскому, а отнюдь не как к политической мистерии.

...Мы можем констатировать, что после короткого периода ошеломления действиями мировых и местночтимых факиров от политики, банковского дела, кругов мистического порядка в обществе, в народах России появилось осознание необходимости сопротивления силам распада и разрушения, которые многого добились, начиная с распада величайшей державы и кончая уродованием привычного быта, разрушенной иерархией культурных ценностей, издевательством над национальным и религиозным чувством. Но если говорить о силах сопротивления, то я, не касаясь общественно-политических, религиозных, партийных направлений, хотел бы только сказать о некоторых явлениях в литературе, и преимущественно в с.-петербургской. Взгляд на прочитанные произведения некоторых петербургских писателей опубликован в "Литроссии" за 10 июня. Я лишь акцентирую внимание на четырех темах.

Ну, конечно, это мироощущение, которое возникает при чтении нашего мудрейшего и уже снисходительного к обыденным человеческим грехам Сергея Воронина. Его последние повести обращены к простым, маленьким, грешным людям, находящимся все время в поисках хлеба насущного. Да и названия у них под стать их героям: "Мы никому не мешали", "Тихие люди", "И снова дорога". Брюзгливо отвернется от них олигарх, пожмет плечами "новый русский", вздохнет с недоумением либерально-демократический интеллигент, не уставший обслуживать платформы, выборы, программы сильных мира сего и получивший холодное отчуждение народа, да и сам простой человек вряд ли будет их читать, уж чересчур правдивы и печальны, чересчур горьки и естественны они. Он ведь и так вроде все это знает.

Но ведь именно отсюда, из Петербурга, послышался смех сквозь слезы, здесь заставил сжаться сердце русской литературы Акакий Акакиевич, потерявший с трудом приобретенную новую шинель, сияющую надежду. Из этой исчезнувшей мечты, из этой жалости, от этого горемычного человека, гоголевского героя, вышла вся русская литература, сказал Достоевский. Я не сравниваю Сергея Воронина с Гоголем, я говорю о тенденции, продолжателем которой он является.

И, когда сейчас пытаются удушить истинную книгу, не дать дойти ей к читателю, когда сорвавший шинель с русского человека олигарх высокомерно призывает его, не получающего зарплату, жить по средствам, необходим голос истинного художника, чтобы показать всю низость и безобразность наступивших порядков. Русская литература никогда не была литературой, воспевающей мошну и неправедное богатство, она всегда была на стороне простого человека, труженика, христианина-крестьянина. На их стороне сегодня и Сергей Воронин, и вывод героев его повести "Все думаю, думаю, думаю", как и миллионов людей, может быть гибельным для власти, капитала, новых либерально-демократических, мафиозных структур, если они сделают еще один, два, три шага по пути гоголевского "значительного лица", пренебрегшего шинелью Акакия Акакиевича и ставшего одной из причин его гибели.

А может, прав не Достоевский, усмотревший гениальность в сострадании к Башмачкину, а Чернышевский, в 1861 году в статье "Не начало ли перемен?", призвавший русских писателей к тому, чтобы не стремились возбуждать жалость общества к "убогости Акакия Акакиевича", но обращались к угнетенным массам со словами резкой революционной правды, не щадя при этом и их слабости с целью помочь им быстрее от них освободиться (т. VIII, стр. 87).

Не находимся ли мы на срезе этих двух мнений?

* * *

Вторая тема, которую я хотел бы затронуть, История и Литература. Недавно впервые в практике отечественной литературы мы собрали в Свято-Даниловом монастыре вместе со Всемирным Русским Народным Собором встречу исторических и православных писателей России. Это было впечатляющее собрание интеллекта и духа, летописцев и мыслителей.

В зале был Дмитрий Балашов, получивший нашу Большую литературную премию России за серию "Государи земли Московской", за роман "Бремя власти". За его проникновение в суть великой ответственности власти, я думаю, Балашову и не дали, уже в третий раз, Государственную премию. Новая Россия, в лице вершащих власть ключевых политиков, почему-то не удостаивает своим вниманием историческую прозу, нашу историческую литературу. Три раза в Государственный комитет по премиям представлялись романы Дмитрия Балашова, признанные широкой общественностью России, миллионами читателей. Три раза - полный отказ. Я думаю, почитай внимательно наши правители всех рангов выдающийся роман Д. Балашова "Бремя власти" и может быть ощутили бы всю силу исторической, государственной, человеческой ответственности перед потомками и предками и нести на себе бремя великого Долга перед народом, перед всеми людьми и Богом.

Мы сегодня находимся на количественном и качественном этапе развития русского, отечественного, исторического романа. И я бы сегодня вспомнил замечательного писателя-ленинградца Валентина Пикуля, привлекшего многие тысячи и даже миллионы читателей к истории. Он многое черпал из истории Санкт-Петербурга, вдохновлялся городом. Но из-за травли будущих демократов, а тогда правоверных ультракоммунистов, вынужден был покинуть Ленинград. И уже более сюда не вернулся. Его архив ныне за границей, и есть люди, способствовавшие этому.

Историческая школа в С.-Петербурге всегда была традиционно сильной, стилистически отточенной, элегантной и даже вычурной, но фактологически обоснованной. Да и нельзя ей быть авантюрной, бездоказательной, ибо вокруг пишущего - история, факты, документы.

Когда я писал повесть о А.Т. Болотове, то, работая в архивах богатейшей библиотеки Салтыкова-Щедрина и храме отечественной литературы Пушкинском доме, не переставал восхищаться богатством сокровищ культуры, доставшихся нам от предков. Поэтому-то авторитетно-доказательны уже ставшие хрестоматийными книги прекрасного писателя, выдающегося ученого Николая Скатова "Некрасов" и "Пушкин". Хотелось бы, чтобы Николай Николаевич продолжил свою художественную галерею, несмотря на гигантскую работу, которую проводит он и его коллеги к 200-летию гения.

"Нервом пишет" - так можно сказать о творчестве Николая Коняева. Помню его биографическую повесть в "Роман-газете" о Николае Рубцове, которая вызвала шквал добрых писем в журнал. Знание отечественной истории, ее истинных фактов, ее подвижников, борцов духа проявилось в его последнем романе о расколе "И закопанные, и сожженные", в мемориальных "Последних днях митрополита Иоанна" и других его произведениях.

Ну а исторические книги осмысления нашей судьбы писателя-философа А. Королькова, насыщены мыслями, аналогиями, фактами. В том числе "Роман небытия" о мало известной у нас пражской русской эмиграции - это тоже событие в исторической литературе.

Заметным событием в прозе последних лет стал роман "Поле сражения" ("Сбывшиеся пророчества") петербургского москвича Бориса Гусева - внука знаменитого Бадмаева, личного врача царской семьи. На основе исторических документов писатель рассказывает о предреволюционном периоде истории России, о духовном подвиге Иоанна Кронштадтского, о внутренних и внешних конфликтах в нравственных исканиях Льва Толстого, о необычной судьбе своего деда. Автор осмысливает многие, не попавшие в поле зрения историков, причины революционного взрыва в октябре 1917 года.

Санкт-Петербургская писательская организация представила в приемную коллегию в прошлом году около пятнадцати приемных дел. Особенно неожиданным, радостным было обсуждение на приемной коллегии 17-летнего Беззубцева-Кондакова Александра Евгеньевича, автора книг "Светлейший князь", "Императорская муза", "Тропинки под луной". В предисловии к историческому роману "Светлейший князь" Глеб Горышин писал: "...Автор увлечен своим героем... с подкупающей легкостью сочинил фабульную цепочку о двойнике Петра, - для интереса, опять же в пределах художественной достоверности или справедливости ради, на пределе..."

Наверное, в этом разделе следует еще сказать о поэзии С.‑Петербурга, ибо навряд ли он мыслится без таковой. Мы об этом поговорим еще на пленуме, послушаем на литературных вечерах поэтов-ленинградцев. Но три имени мне хотелось бы назвать. Конечно, это Глеб Горбовский с его загадочным талантом. Владимир Костров, составляющий антологию современной поэзии, как-то звонит мне ночью и говорит: "Нет, ты послушай..." - и читает стихи о ветеранах на Красной площади. Да в них, как и в других, стиль Горбовского: печальное завершение судеб, парадокс и вроде бы не связанная с основным текстом основная мысль. Крепости духа и здоровья тебе, певец России и Петербурга Глеб Горбовский.

Успешное пребывание уже много лет на поэтическом подиуме Вячеслава Кузнецова сделало его стихи вроде бы обычным фоном лирического ленинградского-петербургского облика, но на самом деле нам следует более внимательно вслушаться в его поэтическое слово, почувствовать его смысл, увидеть истинный художественный образ, и вы поймете, что это поэт первого ряда сегодняшней русской поэзии.

Не скрою, что восхищен внешне скромным поэтическим слогом Николая Рачкова. Мне он своим тихим, глубоким лиризмом напоминает Николая Рубцова. Жаль, конечно, что мы замечаем поэтов не в начале их творческого пути.

Несколько слов о публицистике, о документальной прозе. Петербург сейчас второй всероссийский очаг в этих жанрах. Федор Углов, Елена Серебровская, Рональд Нелепин, близкий мне по совместному пребыванию в Антарктиде и восприятию шестого континента Виктор Боярский.

А хлесткое, разумное, горячее слово Ивана Сабило не раз заставляло разразиться аплодисментами слушателей на Всемирном Русском Народном Соборе, на днях русской литературы в Белоруссии, на Сибирском пленуме в Омске.

Особое впечатление произвела в прошлом году блестящая по аргументации, оригинальная и выверенная по мысли, пророческая, я бы сказал, статья с.-петербургского публициста Юрия Белова "Американщина", опубликованная в "Советской России". Оппоненты предпочли промолчать, патриоты не заметили, оппозиция, как нередко и раньше по своей организационной немощи не смогла сделать из статьи духовное направление.

Прав публицист - пора великой нации перестать питаться объедками с экономического, политического, идеологического стола самодовольного и эгоистического, американо-космополитического Угрюм-Бурчеева. Теперь уже на новом витке исторического самосознания нам следует оценить и в большинстве развенчать ценности "американской мечты".

У нас есть свои исторические, духовно-культурные ценности, очаги культуры, и их не закрывать надо, как в последнем приказе министра культуры и финансов (Спасское-Лутовиново, Петродворец ).

Литературные достижения сегодняшнего С.-Петербурга неоспоримы, только следует их закрепить более эффективной, полезной, обстоятельной работой журнала "Аврора". Пора перестать ему быть провинциальным изданием, незаметным в общероссийском ряду литературных корневых журналов. Думаю, что от имени пленума мы рекомендуем С.-Петербургскому отделению СП принять все необходимые меры для превращения "Авроры" в ведущий литературный журнал страны, а городскую администрацию просим помочь финансово журналу. Что касается администрации, губернатора В.А. Яковлева, то, как нам кажется, они прикладывают в этих условиях серьезные усилия, чтобы литературная жизнь в С.-Петербурге не затихала. Вот и на встрече с губернатором Яковлевым шла речь об учреждении значимой и, безусловно, заметной во всей стране Всероссийской литературной премии "С.-Петербург - Ленинград". Мы надеемся, что такое решение будет принято.

Разговор о морской истории, морской славе - особый. Он состоится у нас в Кронштадте. Там прозвучит слово в защиту Отечественного Флота, о его трудных днях, о необходимости всеми силами удержать на плаву наше океаническое представительство. И здесь слово русской литературы немаловажно, и она традиционно тяготеет к морю и морской тематике. И недаром наш первый председатель Союза писателей России Леонид Соболев был "морская душа". И мы будем искренне благодарны и обязаны С.-Петербургу, его властям и жителям, если и Всероссийская литературная премия имени Л. Соболева утвердится здесь, на брегах Невы и Балтики.

В июне мы, писатели и поэты, от памятника в Москве, из Михайловского и Болдина, от Полотняного завода, из Торжка и отсюда, с Мойки, с Невского, начали отсчет Пушкинского года. Нет для России более важной культурно-духовной даты, нет более серьезного задания для души русского человека, соотечественников, других наций, чем вновь прочитать, осмыслить, запомнить слова великого гения России и мира.

Пошел год Пушкина. Мы будем об этом говорить на специальном заседании в Пушкинском доме. Многое планируется, и об этом расскажут руководители института Русской литературы, ИМЛИ, поэт Владимир Костров - председатель международного Пушкинского комитета.

Хотелось бы предостеречь от велеречивости, от потока книг, в которых главное лицо - толкователь-комментатор, а не великий поэт, от выпуска книг, в которых Пушкин вырван из контекста русской литературы.

Пушкин был бы удручен, если бы вокруг него не было Жуковского, Дельвига, Крылова, Вяземского и других талантливых, таких разных и составляющих крону отечественной литературы писателей.

Год Пушкина и должен стать годом заботы о литературе. Он должен стать годом собирания литературных сил, создания новых журналов, выпуском книг, годом восстановления литературной среды.

И в этом смысле мы никогда не отказывались от сотрудничества с другими писательскими союзами во имя творчества, во имя защиты экономических и юридических интересов литераторов. Жаль только, что, когда руководители оппонирующего Союза согласились с этим, их собственные радикалы снимали руководителей с этих должностей. Так было с И. Золотусским, а затем с М. Кудимовой и А. Иванченко.

Возможно, год Пушкина будет способствовать отрезвлению горячих голов.

Итак, Пушкинский юбилей как главная духовная дата конца XX века, и мы провозглашаем это отсюда, из пушкинского С.-Петербурга.

В марте произошло поистине историческое событие, которое, возможно, не могло произойти не только в XX, но и в XIX веке. В Свято-Даниловом монастыре произошла встреча священников и ученых, богословов и писателей. "Вера и знание. Наука и религия" - такова была тема этой встречи.

Многие годы и даже столетия исторические лукавцы, гордецы и даже шарлатаны отграничивали веру от знания, противопоставляли науку религии, попросту стравливали их.

Сейчас пришло время, когда мы трезво, без политической предвзятости и вульгаризации, рассудительно и полезно для общества можем обсудить мирозданческую проблему соотношения веры и науки, их иерархии, проблемы духовно-нравственных основ профессиональной деятельности, как ученого, так и писателя, этики служения науке, литературе.

Ныне, когда происходит практическая расплата за безнравственность научного, политического, общественного, литературного поиска за ослабление теоретической, в том числе и писательской, совести, за преступление против духа, нам предстоит по-новому, спасительно взглянуть на мировоззренческие, мирозданческие вопросы. Человечество, как и наш народ, расплачивается за высокомерие и нравственную глухоту науки, за пустячковую литературу, за бездеятельность власти и равнодушие общества роковыми последствиями Чернобыля, высыханием и загрязнением рек и водоемов, исчезновением многих пород животных и растений.

Соборная встреча впервые за многие десятилетия свела Святейшего Патриарха и Президента Российской Академии наук, министра по науке и технологии и ректора Духовной академии, митрополита Кирилла и ученого-атомщика, академика Илькаева. Наверное, в стенах Академии наук 200 лет назад мы смогли бы услышать такого рода поисковые выступления, но 100, 50 и даже 10 лет назад это было бы невозможно.

И действительно, перед лицом новых, фантастических, технологических открытий, перед лицом экологических катастроф складывается, по словам президента РАН Ю. Осипова, "новый союз науки и христианства, который в России православия поможет преодолеть трудный период экологического и нравственно-этического кризиса, в котором оказалась современная цивилизация".

И как актуально звучит напоминание Серафима Саровского о необходимости избегать сегодня "рассеяния ума, пробуждать у людей голос совести, сердечное сокрушение и желание перемен к будущему".

Все это имеет еще большее значение для русской литературы.

Ее высшие творческие авторитеты - Ломоносов, Державин, Пушкин, Гоголь, Достоевский - были люди глубоко верующие, что помогло создать им подлинные, нравственные шедевры.

К сожалению, отечественная литература, наша интеллигенция в гордыне, в тумане уходила от этих действительных ценностей.

По поводу ситуации в дореволюционном С.-Петербурге философ Г. Федотов писал: "Интеллигенция почти не различала народного православного Петербурга с его чудотворными иконами, живыми угодниками, накаленной - быть может как нигде в России - атмосферой пламенной веры. Только скандалы хлыстов и братцев привлекали внимание. Теперь остатки вросли в этот народный церковный массив и внесли в него чистую пламенность". Это высказывание уже из другого исторического состояния, но оно повернуто и к нам, к русской интеллигенции конца XX века.

Хотелось бы поддержать подвижническую деятельность православных писателей С.-Петербурга (Н. Коняев и др.), выпуск журналов "Образ" (Ю. Лощиц), "Домашняя церковь" и "Благодатный огонь" (В.Крупин), "Русский Дом" (А. Крутов), разделы в журналах "Москва", "Горница". Поистине великим событием стало поэтическое переложение Юрием Кузнецовым "Слова о Законе и Благодати" Митрополита Иллариона, опубликованное в пасхальном номере "Нашего современника". Там же в декабрьском номере будут опубликованы материалы "круглого стола" "О духовной, нравственно-культурной программе нашего гражданина", и мы просим откликнуться на нее.

Отсюда, из православного Петербурга, мы предполагаем пройти необходимую часть пути навстречу всемирной исторической дате - 2000-летию христианства.

Мы предполагаем, что на пленуме будет принято Обращение в связи с этим, ведь для писателя, верующий он или атеист, нет сомнения, что на нашу культуру, нашу литературу фундаментальное влияние оказало православное христианство, его священная книга, образы подвижников Церкви.

Нет возможности перечислить важнейшие инициативы и дела, которые проводило Правление Союза писателей России после последнего пленума в Омске "О духовном прирастании Сибирью". Назову лишь: Дни русской литературы в Белоруссии и встреча с президентом А. Лукашенко, совместные духовно-созидательные встречи со Всемирным Русским Народным Собором исторических и православных писателей, встречи с национальными литераторами в Москве, учреждение премий, семинары молодых, учреждение газеты "Душа России", акции протеста против исключения из финансирования государством Спасского-Лутовинова, Абрамцева, Куликова поля, Петродворца и других бастионов нашей культуры.

Находясь здесь и отдавая дань настоящему и будущему, мы должны вместе со всеми гражданами Отечества сплести яркий памятный венок к 300-летию Санкт-Петербурга.

Пусть отправятся из далекой провинции и крупных, миллионных городов, от суверенных республик и маленьких сел слова уважения - корабли-вести нашей признательности, собирающие таланты России, их песни и мысли в город, где им знают цену.

И пусть С.-Петербург будет не только окном в Европу, но и окном всеохватной русской культуры для Европы.

И эта эскадра культуры смогла бы собраться на великую Ассамблею-Фестиваль талантов России, где было бы место духовноподъемному киноконкурсу "Золотой витязь" Николая Бурляева, залихватской гармони Заволокина, Кубанскому народному ансамблю В. Захарченко, возвышенному хору Вл. Минина и другим национальным святыням.

Пусть, конечно, будут и те 2 - 3 исполнителя, которые поют на всех государственных, партийных, предвыборных, юбилейных датах, но пусть прозвучат и те, кто прославит Россию в XXI веке.

В условиях, когда общество все сильнее припадает к традиционным национальным источникам духа, все четче проявляется чувство патриотизма, когда крепнут и оформляются антикомпрадорские силы в экономических структурах, в среде производителей и ученых, вторая столица России может и должна стать ведущим центром национально-освободительного движения против коррупции, разврата, насилия, духовного закабаления, центром державно-государственных устремлений, центром нравственной, национальной и многонациональной культуры страны.

Перед Союзом писателей С.-Петербурга, патриотическими силами культуры С.-Петербурга стоит нелегкая задача - стать подлинным творческим центром, где отступили бы на второй план личные амбиции, обиды, своенравие.

Перед нами всеми стоит историческая задача - отстоять великое духовное наследие России, ее культуру, ее литературу, пробудить национальное самолюбие, с тем чтобы не входить в мир лишь с протянутой рукой. Национальная гордость должна стимулировать общественное развитие. И это не узконациональное дело. Мир не сможет жить без России и без русского С.-Петербурга.