На первую страницу сайта

О ТЕХ, КОГО ВИДЕЛ, ПОМНЮ И ЛЮБЛЮ


содержание

М. А. Шолохов. Вечен и бессмертен

Восхищение и удивление, порой с долей недоверия, вызывают его великие творения. Удивление - перед неповторимым и непревзойденным талантом, явившимся миру из глубин казачьей России. Восхищение воссозданием всесокрушающего потока истории и подвластности ему, а порой и обреченности человеческой жизни. На гребни Тихого Дона и на шквалы изменяющегося мира бросает судьба простого казака Григория Мелехова. Так и хочется крикнуть ему сквозь годы: "Ступи влево! Отойди вправо! Не туда, казак, гребешь!"

А куда? С кем? И через время-то не все ясно.

Нет, не столь управляем, прост и приспособляем к неясностям жизни казак!

Да, он пытается плотиной перегородить путь хаосу, беспорядку, видит, что в том мире, который он защищает, много обмана, лицемерия, нарочитости. Приход же его в новый мир, для поддержки провозглашенного и близкого сердцу и душе народа равенства и братства, обнаруживает новый обман, хитроумный расчет, идеи, которые лежат вне вековечной народной правды.

Путь Григория Мелехова - это путь русского человека, путь его души, стремящейся найти высшую справедливость и служить ей. Вера, семья, любовь - это то, что отстоял он в своем сердце от катастроф века.

Григорий и Аксинья! Как воздушны, почти бестелесны Ромео и Джульетта, как возвышенна и одухотворенна Наташа Ростова, как очаровательны тургеневские женщины! И тут вроде бы несравнима грубоватая, сочная, хотя и истинно лазоревая любовь Григория и Аксиньи. А для мировой литературы это такой же восхищающий образец высокой, трепетной, оплодотворяющей звание человека любви. Так и будут вечно нестись Григорий и Аксинья в памяти народной по ковыльным степям Тихого Дона.

Свирепым называл шолоховский реализм один из зарубежных критиков. Да, реализм его на первый взгляд жесток и прямолинеен. Он не приукрашивает события. Писатель видит жизнь такой, какой она есть, видит человека в его истинном измерении. Логика той борьбы, которая носила у нас название классовой, была жестокой. Она разводила по разные стороны баррикад родных, близких, взламывала семьи, не щадила родственных чувств.

А Шолохов, отстраняя вульгарную беспощадность идей эпохи, сумел показать борьбу Добра и Зла, в которой, к сожалению, Добро не всегда было победителем.

"Судьба человека" - в сущности, знак всего его творчества, когда солдат Андрей Соколов после ужасов, потрясений и невосполнимых потерь находит осиротевшего Ванюшку. Мы понимаем, что русский человек сумеет преодолеть свирепости жизни и продолжить ее, воскрешая надежду у всех.

В свой последний приезд в Вешенскую к живому классику постояли мы у распростершего крылья над станицей орла. Да, было что-то в нем от того орла, который взмыл впервые от этой излучины Дона и поразил старшего литературного собрата Серафимовича. Взмах крыльев орла Донского вознес его на мировую высоту.

Если бы наша литература не создала в двадцатом веке ничего, кроме "Тихого Дона", она все равно могла бы считаться великой продолжательницей дела Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова. Михаил Александрович был бесстрашный человек - после обвинений в идеализации казачества, в воспевании белогвардейщины, во внеклассовом подходе, в почвенничестве (что и тогда, и совсем недавно было равно враждебной деятельности), после леденящих душу слов наркома Ягоды: "А все-таки, Миша, ты контрик", после ночного стука спасителя в окошко вешенского дома: "За вами выслали из Ростова", после незаметного покачивания головой безвестной медсестры, отводящей его от ненужной и смертельной операции аппендицита, после срежиссированных нападок в прессе и Союзе писателей, казалось, можно было отступить, замолчать, затаиться. Но Михаил Александрович шел навстречу опасностям, навстречу бедам - вызволял из-под арестов, наветов и клеветы многих, сам становился преградой на пути бед и преступлений, стучался в самые высокие инстанции к тогдашнему вершителю судеб страны.

Нет нужды вступать в бесплодную полемику о первородстве "Тихого Дона". Досужие критики, дотошные исследователи, хитроумные компьютеры все доказали, все подтвердили. Но если вновь вспыхнет в приливе недоброжелательства и ревности какое-то сомнение, потом оно позорно сбежит в кусты при объективном прочтении "Донских рассказов", "Поднятой целины", "Судьбы человека", "Они сражались за Родину", фронтовой публицистики.

Ведь и там Шолохов гениален, прост и близок своим словом и образом миллионам.

Нет, мы не отдадим Шолохова его хулителям, его ниспровергателям, его врагам! Ибо сдать его - это не только предательство, это смертельный приговор нам, русским людям и русской литературе, да и Отечеству. Герои Шолохова - это вереница людей России, сохранивших и утвердивших жизнь на земле. Я заканчиваю свое выступление словами: Михаил Александрович Шолохов - вечен и бессмертен! Вечен и бессмертен в памяти народа!

1995
 

Они сражались за Родину

Сдается мне, что из всех праздников советской эпохи в XXI веке всенародным останется лишь праздник Победы в день 9-го мая.

Этот день - и день Памяти, и день Скорби, и день Торжества. Может быть, впервые в XX веке весь народ в ту весну 1945-го был един. Не было ни красных, ни белых, ни богатых, ни бедных, ни русских, ни нацменов, ни бомжей, ни олигархов. Была усталая, изможденная, но полная торжества страна. Был великий, израненный, преодолевший унижения и оскорбления поражениями народ-победитель.

И эта Победа уже в генах каждого русского человека, в памяти истинного гражданина России, соотечественников бывшего СССР. Ее не вытравить, не изничтожить, как бы не старались вынырнувшие из небытия и оседлавшие многие российские СМИ группы бывшего гебельсовского агитпропа. Правда, их сейчас поменьше, чем вначале перестройки - народный гнев и отпор примяли многих. Но посеянные тогда семена предательства то и дело дают ядовитые всходы. Вот одна газета перед праздником Победы дает интервью с Масхадовым под видом объективной информации. Ну, действительно, почему было не дать в 1942 году интервью с фельдмаршалом Паулюсом, или с самим Гитлером.

"Московский" же, так называемый, "комсомолец" отвел целую полосу предателю Резуну, уже который год доказывающему: "Правильно, что Гитлер напал на СССР первый, иначе бы Сталин вскоре напал на него, на фюрера бедного. Атак Гитлер ведь стремился спасать европейскую цивилизацию, которой он, Резун, ревностно служит". На целый газетный лист газетка развела глубокомысленную беседу об этом "историческом открытии" Резуна (т.н. Суворова). Нет сомнения, что Божие наказание не минет предателя, коль судебные, государственные и карательные структуры бессильны.

Да простят меня читатели за гневные и резкие слова, когда мы говорим о Победе. Но я воспитан в годы Великой Отечественной войны, и замирал у черной тарелки репродуктора в день скорбных сводок, когда наши войска оставляли города, радостно кричал соседям, когда из-под дребезжащей мембраны прорывался отнюдь не громоподобный, а хриплый голос Юрия Левитана, извещающий о победах под Москвой и Сталинградом. Я вместе с мальчишками расставлял флажки и двигал ленточку на запад на карте Европы в 1945 году Для нас, пацанов и девчонок, это была война наших отцов, наших братьев, всех родных, это была Отечественная война, а не какая-нибудь Пуническая, или даже Вторая мировая война. Для нас Олег Кошевой, Сергей Тюленин, Зоя Космодемьянская, Алексей Маресьев и Александр Матросов были живые современники, утверждавшие победу своим подвигом. Тогда и помыслить было невозможно, что кто-то покусится на их жертвенность, на их мужество. Правда, и Власть заботилась, чтобы их героизм не пустили по ветру, не запятнали, и поддерживала тех, кто воспевал воинов и героев. И это отнюдь не была тоталитарная традиция. "Певец во стане русских воинов" - это лучшая традиция отечественной литературы. Когда в январе этого года писатели России провели свой "фронтовой" пленум в воинских частях, сражающихся с сепаратистами и бандитами в Чечне, мы не раз вспоминали фронтовые строчки А. Твардовского, Л. Соболева, А. Толстого, К. Симонова, А. Сафронова, Б. Полевого, А. Фадеева, В. Кожевникова, И. Эренбурга, А. Суркова и других писателей разящего слова Отечественной войны. Среди авторов той военной поры постоянным было и имя Михаила Шолохова.

Когда мы с Валентином Осиповым в издательстве "Молодая гвардия" в 70-е годы решили выпустить книжку его военных публикаций, то набрался солидный томик публицистики. У Михаила Александровича тема войны была постоянной, пульсирующей, живой. Он, как никто другой, представлял трагичность войны и величие победы в ней. Он хотел запечатлеть образы рядовых, вынесших на своих плечах ее тяготы. Он хотел обозначить судьбу человека в ее разрушительное время.

Вспоминаю его рассказ, в котором возможно есть некоторые пропуски, недомолвки, связанные с тем, что слышал я его двадцать лет назад. Михаил Александрович рассказывал, что с передовой Западного фронта он приехал в редакцию "Красной звезды", отдал подготовленный материал и вдруг получил приглашение в ВОКС (Всероссийское общество культурных связей, аналог нашего общества Дружбы - СОД).

"Я, - говорил он, - еще подумал: идти или не идти. Одежда - гимнастерка, галифе помятые, подмасленные, фронтовые. Да и обещал возвратиться поскорее. Но воксовцы звонили, настаивали: "Важная встреча! Нам присылают американскую помощь!" Ладно! Пришел в Дом ВОКСа. Все толпятся вокруг кресла, на котором восседает невзрачный, похожий на скворца человек. Подбегают и ведут к креслу. Представляют по-английски:

- Это наш всемирно известный русский писатель Шолохов! А он, сидя в кресле, небрежно протягивает мне руку. Разобрало. Я как крикну:

- Встать!

Он и вскочил, обе руки протянул. Оказалось, в прошлом из Одессы. Нагайку казачью помнит. Пригласили за стол. Провозгласили тост. Гость на меня с опаской косится, а Илья Эренбург ему рассказывает: в Калуге его поразило, что в центре города повесили еврейскую девочку. Я даже по столу пристукнул:

- А тебя, Илья, не поразило, что во рвах и на улицах тысячи русских убитых лежали?!

С досады хлопнул полстакана водки и вышел. Кто-то за мной побежал, кто-то просил возвратиться, но я отмахнулся.

Пришел в гостиницу и думаю: сейчас уехать на фронт или утром? Решил утром. А утром - стук в дверь. Открываю... Два капитана с голубыми петлицами:

- Товарищ Шолохов?

-Да...

- Пройдемте...

Ну, вот, думаю, говорил же себе, что надо вечером было ехать. Выхожу, сажусь в машину. Те рядом, с двух сторон. Едем от гостиницы "Москва". Смотрю: если прямо, то на Лубянку к Берии, если направо, то в Кремль. Повернули направо, еще раз направо, проехали через Спасскую башню в Кремль. Провели меня по коридорам, заводят в кабинет и исчезают. За столом Поскребышев, помощник Сталина. Молчит, и я промолчал, сел. Смотрю на галифе, а они замаслены над коленками. Тушенку в землянке поешь, а руки потом положишь на колени... Пятна получаются. Звонок. Поскребышев зашел. Через минуту выходит, распахивает дверь, показывает рукой - заходи. Зловеще шепчет:

"На этот раз тебе, Михаил, не отвертеться". Я пожал плечами, еще раз подумал: "Надо было вечером уехать", - и зашел. Дверь за мной аккуратно так закрылась. У окна спиной ко мне стоит Сталин, курит трубку. Молчит. Проходит минута, вторая. Затем тихое покашливание и из дыма трубки жесткий голос, с характерным акцентом:

- Таварищ Шолохов, гаварят вы стали больше пить?

У меня что-то мелькнуло в голове, не объясняться же, я и ответил:

- Больше кого, товарищ Сталин?

Трубка у него вся заклубилась, он запыхал ей, запыхал, головой покачал и, отойдя от окна, с легкой улыбкой пригласил сесть. Прошелся вдоль стола и спросил:

- Скажите, когда Ремарк написал "На Западном фронте без перемен"?

- Кажется, в 28-м, товарищ Сталин.

- Мы не можем ждать столько лет, товарищ Шолохов. Нам нужна книга о тех, кто сейчас сражается за Родину.

А я уже о такой книге думал... Еще мы говорили о солдатах, о генералах, о женщинах, о жертвах...

Когда выходил, Поскребышеву под нос кукиш сунул:

- На!"

Вот такой эпизод вспомнил Шолохов. А я сам был свидетелем и участником встречи с маршалом Жуковым в 1972 году. Тогда подарил ему однотомник "Тихого Дона", а Жуков сказал: "Любимый писатель". Вручил ему и подвергнутую критике яковлевским агитпропом книгу отечественной поэзии о Родине "О, Русская земля!". Маршал погладил книгу и сказал: "Мы на фронте очень ценили патриотическую поэзию". Вот так. Главнокомандующий Великой страны и Великий маршал Отечественной войны вносили патриотическую литературу в стратегический фактор Победы. И наша советская литература, наша русская литература создали и воспроизвели впечатляющий образ солдата, воина, победителя. Они, эти воины, сражались за Родину и мы помним их, знаем их, они вошли в нашу жизнь из тех лет, в том числе со страниц книг, журналов, газет. Их облик светоносен и лучезарен и никому не дано их запачкать. Правда, тогда не было НТВ и пошлых газеток, воспевающих предателей. Они были по другую линию фронта, у врага. Но враг был разбит. Победа была за нами.

2000

содержание   наверх   далее
ИСКОМОЕ.ru
Расширенный поиск
Каталог Православное Христианство.Ру